Man and Wife, или Муж и жена - Страница 77


К оглавлению

77

Теперь, когда с телевидением было покончено, Эймон решил вернуться к тому, с чего когда-то начинал, — к индивидуальным эстрадным номерам, которые он не исполнял уже много лет. Он даже хотел выступать без микрофона. Никто в данный момент это не финансировал, и мой накопительный счет постоянно уменьшался. Но мы оба понимали, что это единственная возможность вернуться.

Эймон выступал в маленьких клубах, почти подвалах, где нам следовало просто прийти к началу представления. И я видел, как этот актер-комик лелеет мечту о настоящей сцене так же, как клоун мечтает сыграть Гамлета.

Именно здесь он проходил серьезное испытание. Испытание своего ремесла нервами, пьяными зрителями, когда все на пределе. Так что мы с ним проводили ночи напролет в затхлых подвальчиках. Иногда он выступал хорошо, иногда не очень хорошо, но всегда был гораздо смешнее, чем его оппоненты. «Не встречались ли мы с вами в медицинском институте? Вы тогда сидели в заспиртованной колбе». А я думал, сможет ли он работать без поддержки телесуфлера, выпускающей группы и допинга в виде дозы кокаина.

Возвращение Эймона на эстраду требовало от меня полной самоотдачи и времени. Ну, может, не такой уж и полной самоотдачи и не всего времени. Иногда я говорил Сид, что встречаюсь с Эймоном, а сам шел к Казуми. Даже когда я ничего ей не говорил, казалось, что ей уже теперь все равно.

Я поздно уходил, а моя жена уходила рано. И мы оба знали, что за этим стоит нечто большее, чем работа. Она часто и подолгу разговаривала по телефону со своими сестрами и мамой, которые жили в Штатах, потому что — я только догадывался, но думаю, что правильно, — идея возвращения домой сформировалась окончательно в ее голове. Нашей проблемой, которая возникла у меня и моей жены, являлось то, что мы оба не представляли себе нашего совместного будущего. Мы все еще любили друг друга, но общались при этом чрезвычайно вежливо и официально. И это разбивало мне сердце. Мы не могли понять, каким образом сможем наладить наши отношения.

— Давай подождем и посмотрим, что будет, ладно? — сказала Сид, стеля себе постель в гостевой комнате.

Значит, подождем и посмотрим… Еще один муж и одна жена, у которых возникли трудности. Но печальнее всего было ощущение, что те отношения, которые установились у нас в настоящий момент, являлись недостаточно хорошими, чтобы ради них оставаться вместе, но и недостаточно плохими, чтобы расходиться.

Хотя секса с Сид у меня не было, не было его и на Примроуз-Хилл, в квартире, которую Казуми снимала вместе со шведской студенткой-второкурсницей Королевской музыкальной академии. Я думал, что наш поцелуй на холме, откуда был виден весь Лондон, открыл мне путь, но теперь я натолкнулся на запертые ворота.

Мы с Казуми лежали одетыми на ее односпальной кровати. Шторы были задернуты. В соседней комнате практиковалась в игре на виолончели соседка по квартире. Она так хорошо играла, что музыка, звучащая совсем близко, за стеной, совсем не мешала. Напротив, было удивительно приятно слушать, как мелодии Шопена или Гайдна проникали сквозь тонкую стену. Великолепные романтические мелодии страсти, которые почти невозможно постичь. Соседка исполняла такие произведения, которые были мне известны, но я сам не знал откуда. И еще она играла вещи, которые я никогда в жизни не слышал. Одну пьесу она повторяла снова и снова — готовилась к экзамену. Это оказалась «Песней без слов» Мендельсона.

Соседка могла изучать что угодно, от бухгалтерии до техники подстригания деревьев, но романтические отношения складываются из ряда случайных совпадений. И тот факт, что она исполняла самую прекрасную музыку, которая когда-либо была написана, в то время как Казуми целомудренно лежала в моих объятиях, казался предначертанным, освященным небесами и давал мне ощущение, что я нахожусь в нужном месте.

Такая музыка могла стать чудесным аккомпанементом к нескольким часам страсти. Но Казуми это было не нужно. Она не хотела спать со мной. Прямо, как моя жена.

— Не хочу становиться твоим маленьким грязным секретом, — сообщила Казуми. — Это никогда не срабатывает. Бояться, что нас вместе увидят, что мы случайно можем натолкнуться на общих знакомых. Ну, что это за жизнь? Ты можешь мне звонить, а я тебе — не могу. И всякие вопросы, которые мне надо тебе задавать, например, спишь ли ты со своей женой?

— На это я могу тебе ответить прямо сейчас.

— Нет. — Она приложила свой палеи к моим губам. — Потому что я не хочу, чтобы ты начинал мне лгать. И даже после того, как жен оставляют, все равно ничего не срабатывает. Не знаю почему. Наверное, слишком дорогой ценой это достается.

Я разрывался на части. Мне хотелось заботиться о них обеих. Любить их обеих. Казуми и Сид. И так, как они обе этого заслуживают. Но я знал, что это невозможно.

Можно любить двух женщин одновременно, но не так, как они того заслуживают.

Так что я постоянно искал выход, дергая одну дверь за другой, пытаясь выбраться из всего этого хаоса. И я делал это с Казуми так же, как и с Сид. В моменты, когда я был на пределе и музыка смолкала, я вдруг хотел, чтобы кто-нибудь из них — Сид, Казуми, одна из них, любая из них — проявила себя с какой-нибудь ужасной стороны. Мне пришлось бы уйти, тогда все, возможно, и урегулировалось бы само собой.

— Ты, кажется, знаешь много о сексе с женатым мужчиной, Казуми. Откуда у тебя такой опыт?

— Не имеет значения.

— Я хочу знать.

— Не мой опыт. Подруги.

— Подруги? Ну, конечно.

— Правда.

— И кто же эта таинственная подруга? Кто-нибудь отсюда?

77