Man and Wife, или Муж и жена - Страница 70

Вот оно, подумал я. Ничего больше не надо. Просто два существа прижались друг к другу на западном побережье Ирландии. В поисках небольшого утешения. Ничего плохого.

— Я не приду на Примроуз-Хилл.

— Ладно.

— Я не приду в воскресенье утром.

— Хорошо.

— И ни в какой другой день.

— Ну, хорошо.

Я изловчился и повернулся к ней. Она подняла ко мне свое лицо, склонив голову набок. Я поцеловал ее и увидел совсем близко ее широко раскрытые карие глаза, блестевшие в туманных сумерках. По крыше стучал дождь, я чувствовал тепло ее тела сквозь мокрую одежду, ее губы, соленые от морских брызг.

«Вот оно как, — размышлял я. — Два замерзших существа, дрожащих в тумане. Только и всего. Гарри, не старайся превратить это во что-то, чего не может быть».

И тут я подумал о Джине и Сид. Я потерял двух самых лучших друзей, которые у меня были, только потому, что женился на них, завел с ними сексуальные отношения и надеялся на то, что все это будет длиться до конца жизни. У нас с Казуми никогда так далеко не зайдет. А может, уже зашло.

Но я знал, что это мгновение запомню. Я уберу его подальше, запру на замок и буду доставать только тогда, когда мне станет плохо и одиноко в этом мире. И этого будет достаточно.

Лелеять надежды о Примроуз-Хилл было уже слишком.

22

Когда я вернулся домой, на коврике в прихожей лежал авиаконверт. На нем изящным, аккуратным подчерком Джины были написаны мое имя и адрес.

Внутри находилась фотография, изображающая мужчину, женщину и ребенка, стоящих у белого забора и освещенных ослепительно ярким солнцем. Пэт был на первом плане в своей полинявшей футболке с изображением персонажей «Звездных войн» и шортах. Он щурился на солнце и улыбался своим наполовину щербатым ртом. Прямо позади него стояла Джина, закрываясь одной рукой от солнца, а другую положив на плечо нашего сына. Она выглядела стройнее, чем когда-либо. На ней тоже была старая трикотажная рубашка с закатанными рукавами. Но, несмотря на годы и всякие проблемы в ее новой жизни, в ней оставалась все та же светящаяся красота, в которую я когда-то влюбился. И о которой она не любила слышать от меня.

Тут же был и Ричард. Этот мужчина, за которого моя бывшая жена вышла замуж. Он стоял сбоку, без улыбки, наполовину скрытый в тени белого дощатого дома. И выглядел не очень счастливым. У него был вид эмигранта, вернувшегося домой, но не испытывающего при этом никакого восторга. Но могу ли я судить? Что я знаю? Он женился на моей бывшей жене, жил с моим единственным сыном. Я не могу думать о нем как о проигравшем. В конверте еше оказался листок бумаги.

Записка от Джины.

«Гарри.

Мы приезжаем на несколько недель в Лондон. Мы вдвоем. Пэт и я. У моего отца что-то не в порядке с ногой. Ему нужна помощь по дому. Жить мы с ним не будем, у меня есть квартира. Позвоним, когда прилетим. Пэт, кажется, провел с тобой время замечательно. Но ты же знаешь Пэта — он не очень разговорчив. Поблагодари, пожалуйста, Сид. Надеюсь, что с твоей мамой все в порядке.

Джина».

— Привет, Гарри, — наверху лестницы стояла Пегги. На ней было длинное белое кружевное платье с короткими рукавами-фонариками. Она напоминала невесту. Или ангела.

— Чудесно выглядишь, Пег.

— Мой папа женится. На своей подружке Либерти. Она медсестра из Манилы. Я буду у них подружкой невесты.

— Иди сюда, — сказала Сид, появляясь рядом с ней. — Иди сними платье. Осторожно с булавками в подоле. Я сейчас приду.

Моя жена спустилась по лестнице:

— Поездка прошла хорошо? Как там Эймон? У него все в порядке?

Я не ответил. Поставил сумки в прихожей и прошел на кухню. Все столы и столики были заставлены блюдами с гуакамоле, соусами чили и табаско, бутылочками сливового кантонского соуса и карибского бананового кетчупа. Все сладкое и острое.

— Экспериментирую с разными приправами, — пояснила Сид. — Говорила с твоей мамой. Она не очень хорошо себя чувствует.

Моя жена протянула ко мне руки, но я стоял неподвижно и смотрел на нее.

— Ты солгала мне, — сказал я.

— Что?

— До моего отъезда. Ты рассказала мне о том, что встречалась с двумя женщинами. А я сам видел тебя с ним. С Люком Муром. В «Веселом прокаженном». Я видел тебя, Сид.

— Гарри…

— Вы были там вдвоем.

— Гарри…

— Что?

— Это не то, что ты думаешь. Он хочет купить Компанию. Поэтому я встречалась с ним. Я не могла тебе прямо сказать, потому что знала, что ты… именно так и отреагируешь.

Впервые с того момента, как я вошел в дом, я посмотрел жене прямо в глаза:

— И что ты сказала ему?

— Я сказала то, что говорила и раньше, Гарри. Мы смотрели друг на друга.

— Я сказала ему «нет».

— Что еще он собирался купить? Лучше не говори. Я сам могу догадаться, черт возьми.

Я хотел пройти мимо нее, но она схватила меня за руку:

— Мне никто больше не нужен. Понял? Пора бы тебе уже знать об этом. Никто мне не нужен, Гарри. Никогда не был нужен. Но ты способен растоптать любовь, как какую-нибудь вещь. Так что ты либо прекратишь так себя вести, либо…

— Либо что?

— Либо я не знаю, что будет с нами.

Она прикоснулась к моему лицу, и тут заметила фотографию, которую я держал в руке. Она кивнула на нее:

— Это Пэт?

— А тебе не все равно?

— Гарри, ты несправедлив. — Она опустила руку. — Если я не люблю твоего сына точно так же, как и ты, то это не значит, что я тебя предаю.

Этим она меня проняла.

* * *

Эймон сорвался.

Возможно, это стало результатом грубой работы Эвелина Бланта. Журналист применил старый прием наемных писак: перед Эймоном он разыграл лучшего друга, а потом публично распял его в печати, написав статью «Не смешно» на десять машинописных страниц, в которой объяснил своим читателям, почему Эймон им совершенно не интересен и что он совсем ничего собой не представляет. Фотографии, однако, были хорошими. Темноволосьй Эймон стоял на ветру с развевающимися волосами. Его привлекательная внешность казалась частью окружающего ирландского пейзажа. Фотографии хорошо передавали его угрюмость и печаль.