Man and Wife, или Муж и жена - Страница 10

Пегги была дочерью Сид от предыдущего брака с никудышным красивым мужчиной по имени Джим. Единственным стоящим делом, на которое этот неудачник оказался способен, стало его участие в создании крошки Пегги. Джиму было свойственно пристрастие к восточным девушкам. Кроме того, он обожал большие мотоциклы, которые почему-то все время разбивал. Иногда он заходил к нам домой, чтобы повидаться с дочерью, хотя у него и не было жесткого расписания посещений, такого, как у меня с Пэтом. Отец Пегги приходил, когда ему взбредет в голову пообщаться с дочкой. И дочь была от него без ума. Вот ведь мерзавец!

С Пегги я познакомился раньше, чем с Сид. В то время маленькая Пегги приглядывала за моим сыном, когда он еще был напуган нашим разводом с Джиной и очень его переживал. Пегги заботилась о Пэте, когда он впервые пошел в школу, и проводила с ним так много времени, что зачастую они казались братом и сестрой. Теперь, когда жизнь разлучила их, они стали постепенно отдаляться друг от друга. Тем более что у Пэта появился лучший друг Берни Купер, а у Пегги — подружка, которая, кстати, тоже обожает куклу Люси. Но для меня Пегги значила больше, чем падчерица. У меня такое чувство, словно я наблюдал за тем, как она взрослела.

Оставив Пегги в обнимку с куклой Люси, я тихо прошел в нашу спальню. Сид спала на своей половине кровати, как и полагается замужней женщине.

Когда я начал раздеваться, она зашевелилась, наполовину проснувшись, и в полусне выслушала мой рассказ о Пэте, Париже и опоздавшем поезде. Сид взяла мои руки в свои ладони и ободряюще сжала их. Она моментально все поняла:

— Бедняжки вы мои. Поверь мне, у тебя и у Пэта все будет хорошо. Я обещаю. Джина успокоится. Она поймет, что ты не хотел сделать ему ничего плохого. А какая там погода, в Париже?

— Вроде бы облачно. А еще Джина сказала, что подумает насчет следующего воскресенья.

— Дай ей несколько дней. У нее есть все основания, чтобы злиться. А у тебя есть право съездить со своим собственным сыном в Париж. Забирайся в кровать. Ну, живей.

Я проскользнул под одеяло, охваченный чувством необыкновенной благодарности. То, что Джине показалось бездумным и безответственным поступком, Сид посчитала отличной идеей, которая не очень удачно реализовалась по не зависящим от меня причинам. Поступок, продиктованный любовью, с опозданием поезда. Конечно, она судила не слишком объективно, но я вознес благодарственную молитву за то, что женился именно на этой женщине.

Я понимал, что не обручальное кольцо делает ее моей женой, и не свидетельство о браке, которое нам выдали в той священной комнате, и даже не клятвы верности, которые мы оба дали друг другу. Моей женой ее делало то, что она всегда была на моей стороне, что она всегда поддерживала меня своей любовью и заботой, и так будет всегда.

Я все говорил и говорил в темноте, ощушая рядом тепло тела моей жены, и пытался убедить себя, что все еще можно поправить.

«С утра обязательно позвоню Джине», — мысленно приказал я себе. Нужно выяснить насчет следующего воскресенья и договориться о времени, когда мне забрать Пэта. Разумеется, я извинюсь, что заставил ее волноваться. Я ведь совсем не ожидал, что все так получится. Мы с ним отправились в Париж только потому, что я не хотел, чтобы у Пэта все было так же, как и у многих других детей с «воскресными папами». Ну, как у той девочки, наполовину француженки, которая неожиданно для отца оказалась вегетарианкой, и еще у несчетного количества подобных ей детей. Я хочу, чтобы Пэт знал: у него есть настоящий, полноценный отец, вместе с которым у него будут и приключения, и всякие другие интересные вещи, такие же, какие, например, были в свое время у меня и моего отца.

Моя жена поцеловала меня для поддержания духа и еще, конечно, чтобы я замолчал. Потом она поцеловала меня еще раз и еще.

Вскоре характер поцелуев изменился, они уже не имели ничего общего с ее желанием утешить меня. С таких поцелуев, собственно, все и начинается. Тут я должен заметить, что женитьба совсем не повлияла на качество наших поцелуев.

Она ждала меня, разметав по подушке черные волосы. Ее лицо освещал только электрический отсвет уличного фонаря, проникающий сквозь щели в жалюзи на окнах. Я все еще без ума от этой женщины. От моей жены.

Я наклонился над ней, но не стал перед этим запускать руку в маленькую деревянную коробочку, лежащую в ящике тумбочки, в которой мы хранили средства предохранения.

Тут я услышал в темноте ее вздох:

— Не заставляй меня каждый раз напоминать тебе об этом, Гарри. Пожалуйста, дорогой. У тебя уже есть ребенок. Разве мы не договорились?

В последнее время я встречал много статей о страстном желании иметь детей, которое даже имеет название «голод по ребенку». Об этом регулярно пишут в рубрике «Вы и все ваши» местной воскресной газеты. Оказывается, столько женщин мечтают родить! Прямо какая-то эпидемия, что ли. Но моей жены «голод по ребенку» почему-то не коснулся. Видимо, она уже «накушалась» досыта.

Конечно же, мы обсуждали возможность завести собственного ребенка. Я хотел его прямо сейчас, потому что ребенок объединил бы нас в полноценную семью. А Сид хотела ребенка когда-нибудь в будущем, потому что до этого ей следовало сделать еще много всяких дел, связанных с работой и карьерой. У нас обоих имелось свое представление о счастливой жизни, но, как бы я ни восхищался чудесной попкой моей жены, я не могу тешить себя наивным предположением, будто это представление у нас с ней совпадает.

Поэтому я все же протянул руку к коробочке с презервативами, думая о том, что она имела в виду, говоря о моем ребенке. Она говорила о Пэте? Или о Пегги? Или под «моим ребенком» она подразумевала каждого из них, но только в то время, когда я нахожусь с кем-то из них рядом?